Ниже представлены небольшие фрагменты из рассказов, которые уже точно окажутся на страницах книги.
Алексей Селезнев,
выпускник СШ № 5, г. Туапсе, 1986 года.
Первая любовь
Девочку звали Ира Пилипенко. Для меня это была самая красивая девочка в классе. И какое счастье: меня посадили с ней за одну парту! Средний ряд, первая парта. Бросит на меня взгляд из-под мохнатых ресниц, — сердце куда-то проваливается, а чуть заденешь ее рукой, — и готов от счастья взлететь по потолок. Как-то пару раз я осмелился и проводил ее до детского садика на улице Кирова, в котором работала ее мама. Тогда я был твердо уверен, что это любовь на всю жизнь...
Потом мы переехали в другой район Туапсе, и в пятый класс я пошел в только что открытую школу № 5, которую и окончил в 1986 году. Здесь у меня, как положено, появились и друзья, и враги, и еще одна большая любовь... до слез. Ну, обо всем подробней. В классе я подружился с Юрой Матвеевым и Романом Приходько, — так мы и дружим до сих пор.
И как-то по пути из школы мы присели во дворе, и я им начал рассказывать про свою первую любовь — Иру Пилипенко. Помню, ребята слушали меня, раскрыв рты. А я им заливал во всю: как часто провожал ее домой, как она разрешала мне нести свой портфель... И как она меня первый раз поцеловала.
Друзья засыпали меня вопросами, а меня все несло и несло... Но прошло немного времени, я стал забывать про Иру, потому что в моем новом классе было много красивых девочек. Я влюбился второй раз в одноклассницу Марину Сенкевич. Но у меня оказался соперник: Куликчан Андрей — троечник и первый задира. Дорогу ему лучше было не переходить. И как-то на субботнике — были раньше такие славные мероприятия, как субботники, на которых мы либо облагораживали территорию около школы, либо собирали металлолом и макулатуру. В общем, на одном из таких субботников я подошел к Марине и стал помогать ей красить бордюры.
После чего у меня с Андреем состоялся «мужской разговор»: он отвел меня в сторонку и прямым текстом сказал, чтоб я к Марине не приближался на пушечный выстрел. Поскольку словесные угрозы я проигнорировал, он приступил к действиям: цеплялся ко мне, толкал в коридоре, показывая свое физическое превосходство, потому что по сравнению с ним я, действительно, был слабаком, но трусливо бежать от конфликта себе не позволял. Как-то нашу драку увидел одноклассник — Саша Узунян, и за меня заступился. Дрались мальчишки у входа в актовый зал на втором этаже. Драка была суровая, из которой оба вышли изрядно потрепанными. Однако в результате Андрей оставил меня в покое. Но к Марине я почему-то охладел...
* * *
Валентина Акуленко, журналист
Ирина Бейлина, учитель
г. Петрозаводск
Чертенята
В шестидесятые-семидесятые годы на государственном уровне установилась традиция: в начале учебного года отправлять старшеклассников и студентов на месяц в колхозы и совхозы помогать в уборке урожая. У нас на Севере этот трудовой десант назывался «на картошку» или «на турнепс». Другие культуры в суровом климате в таком количестве не выращивали.
Посеребренное инеем раннее осеннее утро. Загорланили петухи. Раздался призывный грохот трактора.
Медленно, нехотя, шагаем на поле. Не все еще проснулись окончательно. Плетемся, скукожившись: зябко. Впереди идет расстроенная учительница:
— Ну, что вы, ребята, давайте скорей. Ведь ждет же тракторист. Имейте совесть.
Мы понимаем, что поступаем бессовестно, жалко учительницу, и все же шагу не прибавляем. В глазах учительницы заблестели слезы. Это подстегивает нас. Нам уже стыдно до испуга. Так эксплуатировать доброту «биологички»! Стараемся не смотреть в глаза друг другу.
«Какая же я дрянь», — думала, наверное, каждая из нас.
После обеда на картофельное поле приходит совхозный бригадир. И опять видим расстроенное лицо учительницы. Она, должно быть, снова защищала нас: дескать, не освоились еще на грядках, но исправятся.
— Вот что, ребята, — говорит бригадир, — до отъезда вам нужно убрать картошку еще с шести га. Не подведите.
Шесть гектаров. Если так же будем «стараться», не успеем. А уже нестерпимо тянет домой, в город. Даже в шуме работающего мотора «швырялки» слышалось: «Ско-рей до-мой, ско-рей».
— Вот взяться бы, да дня за три убрать эти гектарища, — размечталась Людка.
— Не получится, — резонно возразил Володька, окинув взглядом огромный участок поля, который оставалось освоить нашему десятому классу.
Но большинство неожиданно поддержало Людку.
— Почему это не получится? Уберем картоху за три дня! И никаких гвоздей!
...Мягко вонзается плуг в рыхлую землю, извлекая из неё красноватые клубни картофеля. Утром, когда мы только пришли, поле казалось сонным и молчаливым, как мы сами. Но когда рассеялись по нему, огромному, наши маленькие фигурки, вдруг и солнце выглянуло, и поле будто ожило, будто радовалось, что не одно, а с нами.
Мы решили доказать, что человеческая воля может соперничать с железным трактором. Уже сгущались сумерки, уже картофельные клубни были едва различимы, а все работали и работали, злясь на приближающийся вечер. Вдруг сгущавшуюся темноту пронзили лучи тракторных «зрачков»: нас поддержали!
Пятнадцать минут — и две последние борозды убраны. Кричать «ура!» не осталось сил. Тракторист дядя Миша вышел из кабины, вытер пот со лба, достал папироску и сделал две глубокие затяжки.
— Ну, что? Уморили вы меня сегодня, упрямые чертенята. Рукастые, хотя и городские.
Мы ликовали!
* * *
Из школьной песенки выпускников на последнем звонке 1974 года:
«В Москве родилась школочка,
В Москве она жила,
Зимой и летом белая,
Бетонная была.
РОНО ей пела песенку:
„Спи, школочка, бай-бай,
Про ЦУ наши свежие
Смотри не забывай“.
Инспектор, зайка серенький,
Под школочку копал,
Порою тучей черною
Даревский налетал.
Была там демократия,
Цвела там детвора,
А той, что всем заведовал,
Все шли выговора.
Теперь, когда уходите,
Вы обо всем молчок,
Чтоб не срубили школочку
Под самый корешок».
Автор — Горохова-Шавард О. С
* * *
Любовь Байбородина,
г. Ленинск-Кузнецкий
Шариковая ручка
Шариковая авторучка — вещь привычная и обыкновенная давно вошла в нашу жизнь. И не все знают, когда впервые она появилась в руках взрослых и у детей в школах. А мне запомнилась с детства вот таким ярким эпизодом.
В первый класс я пошла в 1966 году в сибирском городе Омск. А в середине учебного года наша семья переехала из Омска в Кедровку, что в Кемеровской область. Из большого города я оказалась в маленьком поселке, окруженном огромными сугробами. Жили там в основном в небольших бараках, как тот, в котором мы временно поселились у родственников.
Мне запомнился первый день в школе этого таежного поселка.
Учительница Зоя Федоровна скзала:
— Ну, здравствуй, Любаша. Садись-ка на четвертую парту во втором ряду — это будет твое место.
Меня, новенькую, все с интересом разглядывали, а когда я достала из пенала шариковую ручку, то удивились все — и ученики и учительница: в Омске все уже писали такими ручками, а здесь она была в диковинку. Зоя Федоровна разрешила мне ею писать, но предупредила, чтобы на следующее занятие я — как все — принесла чернильницу и ручку пером. Прошел урок, наступила перемена. Я вышла в коридор познакомиться с девочками, оставив на парте учебник, тетрадь и ручку, — так мы всегда в старой школе делали.
Перемена прошла быстро, прозвенел звонок. Когда вернулась на свое место, то обнаружила, что моей шариковой ручки на месте нет. Я расстроилась, подняла руку и сказала учительнице о пропаже. Та пообещала разобраться, дала мне ручку с пером, чернильницу и продолжила урок. А для меня этот урок стал сплошной мукой, потому что оказалось, что я совсем не умею писать пером и наставила клякс по всей странице. Вконец расстроенная, я сидела до конца урока и ничего не записывала.
После занятий за мной пришла мама. И сразу поняла, что случилось что-то ужасное. Потом она долго беседовала с учителем. Авторучку мне вернули. В разобранном виде, сломанную: пытливые умы мальчиков хотели понять, как она устроена. Я их не осуждаю, ведь они не украли, а взяли на время, как потом признались. Ну, а я, подружившись с одноклассниками, стала осваивать азы чистописания ручкой с пером, и научилась не делать клякс.
